Слушать аудиокнигу "Курилко Алексей - В поисках помощи" бесплатно без регистрации

Отрывок из криминальной поэмы о 90-х «Егор Лютый», монолог главного героя в день его тридцатилетия.

1

Он мало ест, мало пьёт. Говорит редко и при этом скуп на слова. Спрашиваю его:

– Почему ты не берёшь платы?

Молчит.

Повторяю свой вопрос.

Даже не смотрит в мою сторону.

Уже собираюсь встать и уйти. Он говорит:

– Нет нужды в деньгах.

2

Он обладает даром исцеления. Может изгонять бесов и снимать проказы. Я видел это собственными глазами. Но не был удивлён. В моём городе жил Ахим Филистимский. Говорят, он поднимал на ноги даже мёртвых. А после него был Исаак. Он тоже исцелял людей. Но его обвинили в шарлатанстве и казнили.

3

– Люди думают, – говорю я ему, – что ты пророк Иеремей, который воскрес.

– Я не желаю чужого имени, – отвечает он, – Я – Иисус Христос и лишь исполняю волю Отца Своего Небесного.

Дед рассказывал. Его призвали в армию, когда та война уже подходила к концу. Не посчастливилось ему побывать ни в одном бою, и это казалось обидным. Довелось ему охранять пленных немцев, которые восстанавливали разрушенные бомбами железную дорогу и вокзал в Будапеште. Четверо пленных совершили попытку сбежать. Их почти тут же поймали. И почти тут же приговорили к расстрелу.

В расстрельную команду входили добровольцы. Он вызвался! У него появился шанс убить на этой войне хотя бы одного нациста. Их было восемь человек в команде. В основном вызвались такие же как он — молодые, необстрелянные.

Утром меня разбудила зубная боль.

Зуб этот тревожил и раньше — в последний раз накануне вечером, — но то была терпимая боль, ноющая, ненавязчивая… К ней скоро привыкал и мог игнорировать. В крайнем случае, я уделял ей внимание каким-нибудь дешевым обезболивающим.

Теперь боль, возмужав, искажала лицо и пронзала все мое тело насквозь.

Целый день я провел в невероятных муках и в безуспешном самолечении.

Бомбил воронку проклятого зуба таблетками анальгина, придавливал ломтиком сала, полоскал содой, травил никотином и даже пытался замаливать, давая Господу Богу клятвенные обещания, что если боль пройдет, я брошу курить и заниматься онанизмом.

Боль не проходила.

Я то метался по квартире, то, свернувшись калачиком на диване, покачивался из стороны в сторону, стараясь убаюкать зубную боль.

Ближе к вечеру, часам к семи, за мной зашел Брюховецкий. Принес голубцы в литровой банке. После смерти матери, с пятнадцати лет я жил один, и Брюня время от времени — вот уже четыре года — подкармливал меня.

— Похавай, — сказал он, — и пойдем прогуляемся.

Я знал, что скрывается за этим безобидным предложением.

Кто-то выбросил щенков в мусорный бак. Совсем крошечных. У них еще глаза не открылись. Знатоки утверждают, что им три дня от роду, не больше. Одному из них вставили спички в глаза. Говорят — дети. Сукины.

Двоих — мальчика и девочку — на время взяла наша соседка. Предложила — как откроются глаза — отдать нам.

Нам хотелось девочку. Среди животных, как мне кажется, девочки умней и преданней. Может, это и не так. Может, как у людей. По-разному.

Но через два дня девочка умерла. Остался мальчик. Маленький, черненький кутеночек. В понедельник, на следующий день после смерти его сестренки, моя жена принесла его домой.

Она кормит его из шприца через пипетку. Он съедает по шесть кубиков за раз.

Он последний, кто из них остался в живых. Он дрожит, ему не хватает тепла его матери.

Все люди знали, что сегодня умрут. По всем телеканалам транслировали последнее обращение президента.

Ничего нельзя было изменить. До конца света осталось часа три.

Было около девяти. Осенний вечер безуспешно пытался окутать мглой горящий неоновым светом мегаполис.

Ожидаемый хаос, который обычно изображают в фильмах о всемирной катастрофе и апокалипсисе, не наступил, хотя некоторый беспорядок в городе наблюдался. Но основная часть жителей словно замерла, затаилась… Весь мир задержал дыхание…

Еду к отцу сообщить о том, что он уже полтора года как дедушка. Автобус переполнен. Сначала меня прижимают к пьшгногрудой брюнетке с небольшими усами, затем между нами вклинивается неугомонный старичок по­жеванного вида. За окном мелькает осенний пейзаж город­ского типа.

О предстоящей встрече стараюсь не думать. Не получает­ся. Отца в своей жизни я видел трижды. Первый раз в день своего рождения из окна роддома. Эту встречу я не помню. Второй раз на похоронах его матери, в третий — на похоронах моей матери. Все три встречи произошли благодаря печаль­ным событиям наших судеб. Теперь у меня родился сын, и пусть мой отец тоже будет в курсе. Правда, я несколько опоз­дал с этой новостью, но ведь и меня поставили в известность всего пару месяцев назад.

Влиться в ряды советских тружеников или рискнуть и пренебречь законом, надолго обеспечив свое существование? Пойти на фронт или отбывать срок на зоне, вдали от большой войны? Умереть или остаться в живых, заплатив за жизнь почти неподъемную цену? Главный персонаж повести Алексея Курилко «Сука, или враг по крови» постоянно находиться перед выбором. А он не так и разнообразен, выбор, в государстве победившего социализма, в период конца 30-х – середины 40-х годов.

Как поведет себя уголовник Степан Угрюмый, так зовут персонажа, в изначально враждебных человеческой природе обстоятельствах, на какие решится поступки в крайних пределах низости и благородства, – узнаем мы, прослушав эту книгу.

Судья с таким серьезным выражением лица смотрит на меня. Простите, простите, Ваша Честь. Просто, мне кажется, все мы слишком серьезно относимся к своей жизни. Слишком серьезно. Я не говорю, что это неправильно. Но чрезмерная серьёзность, она, всё-таки, чревата тем, что человек начинает смотреть на себя под неправильным углом зрения. Легче надо, легче. Легче. Конечно, нам эта жизнь даётся только раз. Хотя в этом можно сомневаться… Жизнь моего подзащитного была полна приключениями, грабежами и риском. Да, это был рисковый человек. Посмотрите на него — настоящий мужчина. Я признаюсь: этот человек импонирует мне. Конечно вы скажете: «Как… как это может быть? Вы что..? Вы с ума сошли! Испытывать симпатию к преступнику?!!»

Друзья! Друзья мои, успокойтесь. Конечно же, я осуждаю его образ жизни, его профессиональную деятельность. И если я и восхищаюсь отчасти этим человеком, то скорее его качествами. Ибо это был крутой парень. По настоящему крутой.

Джон Диллинджер!

Заседание начинается!

Я смотрю, народу сегодня немного больше чем в последний раз и, уж намного больше, чем обычно. Возможно, тому виной, мой подзащитный — человек уникальный, таинственный, страшный. А, возможно, всё дело в том, что мои гениальные — к чёрту ложную скромность! — мои гениальные речи как защитника и гражданина, мои еженедельные выступления на грани фола настолько сильно затрагивают вас как людей чувствующих и думающих, что вы восторженно делитесь своими впечатлениями с друзьями и знакомыми. Ибо хорошим делиться, порой, не менее приятно, чем плохим. И, всякий раз, вы, наверное, приводите с собой новых зрителей, новых слушателей. Цыганская реклама в действии. Моё первое предположение куда вероятнее чем второе, зато второе приятнее и имеет провидческий характер. Так будет, дорогие мои, я это знаю точно, так будет.

Влад III Цепеш!

Заседание начинается!

На дворе 1994 год. 8 апреля. Утро. 

Электрик Герри Смитт, пришедший для установки системы безопасности, подходит к дому.

Звонит. Один раз, другой, третий… Ему никто не открывает. Изнутри ни звука.

Что делать? Уходить?! Но, ведь, установка назначена на сегодня, а у гаража стоит автомобиль. Хозяева должны быть дома. Может они на терассе или в садике за домом. Герри Смитт поднимаеться по лестнице. И, вдруг, растерянный электрик через стеклянные двери видит ляжащее тело человека на полу. Ему видна толька спина и ноги лежащего. Человек лежит на полу. Возможно спит... 

Но! 

Но нет...

Смитт замечает кровавую лужу у тела. Электрик подозревает, что в доме совершенно… убийство!

Смитт отправляется в дом на против и вызывает полицию. Приехавшие полицейские действительно обнаруживают труп мужчины, спустя некторое время установлена и личность погибшего. 

Это вокалист группы Nirvana - Курт До́нальд Кобе́йн. 

Заседание начинается!

Не поверите! 

Но! 

Правдиво о всемирно известном бароне Мюнхгаузене, почти что никто не писал. А уж я и подавно ничего о нем не писал. Хотя, один из лучших в XX веке литературных образов, созданный на основе его жизни и приключений, особенно близок и дорог сердцу моему. Оно и понятно! Я давно подметил, подобное тянется к бесподобному!