"...С войны он принес стандартный трофей - немецкую безопасную бритву с десятком лезвий к ней, ранение - в кисть левой руки - и медаль «За боевые заслуги».
Про эти шесть дней его войны давно уж следовало бы мне написать особо. Не раз и мысль такая приходила: надо, надо написать. Точнее, не мысль приходила, а тянуло что-то за душу, сосало, беспокоило. Так тянет, наверное, недоделанная работа, письмо, лежащее без ответа, невыполненное обещание.
А может, это «что-то» было тем самым, что называют теперь высокими и щемящими словами «память сердца»?.. Да, на памяти сердца, как видно, лежал груз, давил и тревожил.
Но я все останавливал себя. Сначала, - когда был моложе, отважнее и, сам никогда не нюхавший пороха, мог взяться написать хоть о Крымской кампании - останавливал тем доводом, что в судьбе моего солдата нет ничего выдающегося, способного потрясти читателя. Уж больно земной он, обыкновенный, не конкурент он тем героям, про которых я, еще в школе, разучивал песни, читал книги и смотрел фильмы.
Потом - когда жизнь и годы научили пристальности и пришло понимание войны как вынужденного тяжелого труда - я стал убеждать себя, что не имею права писать о боях, ранах, окопах: ведь сам я в тех окопах не сидел. Ну, да - я знал солдат. Помнил, как уходили они на фронт и как возвращались - увечные и калечные. Помнил их бесхитростные рассказы, их глаза, их плохо выскобленные подбородки, старенькие, белесые гимнастерки с одинокой медалькой, а то и без нее - именно таких вот, чернорабочих войны, поставляла на фронт улица моего детства. Я знал их, конечно, но... ТАМ с ними я не был.
А время шло. И в мире не становилось спокойнее. И росла цена не только тому большому, что совершил народ, но и тому малому, что сделал каждый.
И тяжелел груз на душе.
Теперь, мне кажется, я понимаю о чем ДОЛЖЕН написать. Не о войне - о человеке на войне - о МОЁМ солдате, которого я все равно знаю лучше романистов и кинематографистов и о котором никто другой не расскажет.
Как надо бы рассказать о каждом!"
(Цитата из повести)
...
