
Двое суток в дороге неожиданно сблизили художника Шахова с очаровательной спутницей Любовью Ивановной. Прелесть их общения портил муж женщины, господин Яворский. Из разговоров Шахов понял, что Любовь Ивановна довольствуется в семье ролью полурабы, полуневольницы. Охватившее чувство толкнуло молодых людей на отчаянный шаг — бегство.
...Радиоспектакль поставлен по революционно-приключенческой повести, написанной секретарём Костромского губкома РКП(б), прозаиком и сценаристом Павлом Бляхиным в 1921 году. Это история о приключениях ребят на фоне Гражданской войны, борьбе с войсками батьки Махно.
Автор так описывает историю написания книги:
Повесть «Красные дьяволята» была написана мною в 1921 году в вагоне-теплушке по дороге из Костромы в Баку. Вместо трёх дней я ехал ровно месяц. На самодельном столике наготове лежал маузер… Эта была одна из первых книг о гражданской войне.
Гражданская война подходила к концу, но грабежи и налёты бандитских шаек на поезда и продбазы продолжались. Нам не раз приходилось по тревоге хвататься за оружие и выскакивать из вагона. Поезда часто останавливались: не хватало топлива для паровозов, и пассажиры сами помогали добывать дрова, уголь. Страна изнемогала от голода, разрухи и болезней. Но советский народ терпеливо переносил все невзгоды и героически сражался с остатками интервентов и контрреволюции. Вместе со старшим поколением билась за власть Советов и наша молодёжь, юноши и девушки и даже дети-подростки.
В 1920 году я не раз встречался с такими орлятами. Об их отваге и самоотверженности рассказывали поистине чудеса.
Действующие лица и исполнители:
От автора - Владимир А. Андреев;
Миша (Следопыт) - Алексей А. Борзунов;
Дуняша (Овод) - Татьяна Г. Курьянова;
Данька - Геннадий Р. Сайфулин;
С.М. Будённый - Николай Д. Тимофеев;
полковник - Лев К. Дуров;
Махно - Евгений Я. Весник;
Голопуз - Вячеслав М. Невинный;
Катюша, дочь мельника - Любовь В. Стриженова;
мельник - Яков Н. Ромбро;
Битюк - Роман С. Филиппов;
махновец - Григорий М. Лямпе.
Инсценировка - Владимир Н. Левертов.
...Другое название: "Воспоминания о жидком гелии". Это фрагменты из книги воспоминаний Элевтера Луарсабовича Андроникашвили (брата литературоведа и импровизатора Ираклия Андроникова). Она посвящена истории изучения сверхтекучести жидкого гелия в Институте физических проблем под руководством Петра Капицы и в сотрудничестве со Львом Ландау. Результат этой работы известен во всём мире как "эксперимент Андроникашвили", подтверждающий двухжидкостную модель гелия-II.
Вроде "Теории Большого Взрыва" - тоже про гениальных физиков, но мрачнее, реалистичнее и в СССР.
"В разгар его научной деятельности по стране прокатилось противопоставление физиков и лириков. К Элевтеру Андроникашвили такое противопоставление не имело никакого отношения. Он был не просто физиком, а выдающимся, это доказано его работами по квантовой гидродинамике, физике низких температур, физике космических лучей, сверхтекучести, радиационной физике твердого тела, ядерной технике, биофизике и биотермодинамике. Но его стилю изложения интереснейших мыслей и пониманию литературы может позавидовать любой гуманитарий. А его рассказы о времени и о себе читаются как захватывающий роман даже людьми, далекими от науки."
...В кромешной мгле собачьей вахты сонно стонала боевая тревога: радар сторожевика терзали засветки. Впрочем, и впотьмах было ясно, что это привычный погранцам гранит, лояльно еле выступавший из воды. На безымянном камне, за много лет отполированном взорами дозорных, не росло ни стебелька. Но сегодня, похоже, здесь возникла подозрительная форма жизни...
...Сценическое решение романа М. А. Шолохова «Тихий Дон», найденное Г. А. Товстоноговым заключается в свободном движении романа из настоящего в прошлое и снова в настоящее, до предела обостряющее решающие моменты в жизни Григория Мелехова, прошедшего долгий и мучительный путь исканий и ошибок, прозрений и потерь.
Вместе с другими казаками, уставшими от войны, он возвращается домой, на Дон. Ушли в далекое прошлое мирные дни. Усталость, нажитая на войне, ломала Григория, ему хотелось отвернуться от дышащего ненавистью враждебного и непонятного мира, хотелось спокойствия и тишины, хотелось мирно жить на своей земле, вести хозяйство и растить детей, но мира не было, шла Гражданская война, которая втянула в свой кровавый водоворот и жителей Донщины. Пересеклись пути «мужиков» и казаков, брат пошел против брата, и невозможно было разобраться, на чьей стороне правда. В это страшное время пытается Григорий определить свой путь. Он понимает, что единой правды нет – кто кого одолеет, тот того и сожрет, а он другую правду искал, душой болел, метался между белыми и красными, и так об чужую кровь измазался, что сам себе страшен стал. Он закрывает глаза, и возникают в его памяти куски несвязных воспоминаний: о мирной и спокойной жизни родного хутора, о бесконечно дорогих чертах и пахнущих дурнопьяном волосах его возлюбленной Аксиньи, законной жены Степана Астахова, о любящей и нелюбимой им жене Наталье с детьми и о ее внезапной смерти, о брате Петре, убитом Мишкой Кошевым, и обо всем, что не касается войны, потому что эта затянувшаяся на семь лет война осточертела ему до предела.
В романе-поэме А.С.Макаренко, педагога и писателя, раскрывается история рождения и развития колонии им. М.Горького и коллектива горьковцев (1920-1928 гг.). Первыми воспитанниками были несовершеннолетние правонарушители: подростки, юноши, а позже беспризорные дети. Нравственный переворот в их воспитании происходил не сразу, а в процессе длительной, трудной и самоотверженной борьбы педагогов-воспитателей во главе с А.С.Макаренко за высококультурную личность, нравственно-светлую, с развитым чувством долга и чести.
Четкая, продуманная организация детской жизни, нацеленная на воспитание достойного гражданина Отечества, позволили добиться позитивного результата, когда, по словам Макаренко, "в живых движениях людей, в традициях и реакциях реального коллектива, в новых формах дружбы и дисциплины" рождалась новая педагогика.
В горьковском трудовом воспитательском коллективе взрослых и детей объединяли, прежде всего, учеба, производственно-трудовые взаимоотношения, общая трудовая забота о лучшем завтрашнем дне, определенный стиль ("дух") колонии: мажорный тон, сочетание уважения с требовательностью, чувство собственного достоинства, ощущение своей страны и многое другое.
Макаренко доказал, что воспитательский коллектив, коллективная организация жизни и деятельности колонистов - это самый эффективный метод воспитания личности, индивидуальности каждого воспитанника.
Данное издание позволит по-новому осмыслить жизнь и деятельность А.С.Макаренко.
Книга представляет интерес, как для широкого круга читателей, так и для родителей, педагогов, специалистов в области воспитания, преподавателей, студентов педагогических учебных заведений, научных сотрудников и аспирантов.
Почтенного путешественника Лемюэля Гулливера, «сначала судового лекаря, а потом капитана нескольких кораблей», встречают везде как доброго знакомого, друга, как человека, который знает и видел много интересного. Обо всем, что он увидел и понял, что передумал и пережил во время своих необыкновенных «путешествий в некоторые отдаленные страны света», Гулливер вот уже два с половиной столетия рассказывает всем, кто захочет его слушать. А слушатели, как и рассказчики, бывают разные...
Одним достаточно намека — и они, многое вспомнив из того, что поняли еще раньше, улыбнутся или загрустят. Другие начнут выспрашивать, качать головами, разводить руками и, пожалуй, еще вздумают ловить рассказчика на слове. Они будут сверять маршруты гулливеровских путешествий с географическими картами, найдут множество расхождений и, того гляди, объявят уважаемого доктора и капитана выдумщиком. Да-да, и такое случалось на протяжении долгой жизни знаменитой книги XVIII века, появившейся в печати при совершенно загадочных обстоятельствах.
Вот об этих-то обстоятельствах нам, пожалуй, стоит узнать кое-что. Книга была «подброшена» на крыльцо издателя. Как оказалось, в «дело» был замешан одни на самых необыкновенных людей своего времени. Джонатана Свифта называли по-разному. Одним казалось, что это просто-напросто великий насмешник, издумавший с помощью ловкой выдумки посмеяться надо всем на свете, в том числе и над самим собой. Другие нашли в его собственной жизни подтверждение истинной правдивости всего, что произошло с придуманным им Гулливером. Третьим и сам Свифт, и его любимый герой, и все его фантастические приключения очень не понравились. И они, сколько могли, старались повредить доброму имени автора. Было много еще и других толков и толкований, мнений, пересказов...
Да, Джонатан Свифт (1667—1745) был человеком необыкновенной судьбы и характера, особого склада ума, со своим единственным «свифтовскнм» юмором. Он был по образованию богословом, занимал значительный пост декана самого крупного в тогдашней Ирландии собора святого Патрика, имел громадное влияние и авторитет, был связан со знатнейшими политическими деятелями своего времени. Одно время Свифт считался чуть ли не главой государства — настолько сильно было его влияние на внешнюю политику Англии.
И этот-то человек со времен своей бездомной юности, будучи буквально на побегушках у знатного родственника, позволил себе издеваться над церковью! В сатирическом памфлете «Сказка о бочке» Свифт дерзко, а главное — с возмутительной невозмутимостью осмеял все и вся: и саму религию, и ее служителей, и тех, кто стоял на страже «чистоты помыслов», и тех, кто шел против узаконенных форм поклонения «божественному провидению».
А уж когда, будучи сослан в почетную ссылку в страну, где гордились, что в ней родился гениальный писатель-сатирик, — в Ирландию, он, вместо того, чтобы вместе с другими грабить ирландский народ, стал его яростно и со всей доступной его великому уму логикой защищать, — декан собора св. Патрика и вовсе был ославлен сумасшедшим! Так его и называли враги — «сумасшедший декан». Так его и называли друзья — «великий декан!» В истории литературы Свифт — Декан... проницательному уму этого неистового обличителя в течение жизни открылось много такого, что и заставило его собрать свои наблюдения в одну из великих книг всех времен. «Путешествия Гулливера» были изданы без имени автора. И целые десятилетия, упиваясь дерзкой сатирой, современники продолжали думать, будто капитан Гулливер был реально существовавшим человеком. Называли место его рождения, кое-кто даже был с ним «знаком»!
Свифт вдоволь посмеялся в этой книге надо всем тем, что имело в его эпоху, да и много времени спустя, хоть какое-нибудь значение. Над аристократическими
предрассудками, когда один обыкновенный, такой же, как все, человек имел официальное право распоряжаться жизнью и даже образом мыслей всех других, то есть над королевской властью. Над глупостью тех, кто обосновывал, одобрял и возвеличивал это неправедное право. Над «божественными предначертаниями», над князьями церкви и столпами веры. Над современным ему судом, в котором основную роль играла не виновность подсудимого, а размер его кошелька. Над тупым чванством знати. Над раболепием придворных...
Он негодующе обличал, хмурился и горевал, видя, как простой народ из боязни и предрассудков, в силу привычки позволяет себя одурачивать и покорно подставляет спину под удары. Он гневно смеялся над ложной «научностью». И недаром. Ведь буквально во времена появления его книги (1726 год) какой-то «ученый» со всей серьезностью «проанализировал» древние мифы о сотворении мира и «с фактами в руках доказал», будто бы первый человек был ростом в 37 метров!..
С отвращением, гневом и горькой насмешкой Свифт наблюдал, до какой же степени морального падения могут дойти люди в погоне за деньгами, наградами, властью, какой-нибудь модной побрякушкой, какой-нибудь ничтожной, но дающей им «право» считать себя сильнее, умнее или благороднее других, привилегией... Ведь он жил среди этих людей. Он уже перестал надеяться на то, что род человеческий сможет когда-нибудь взяться за ум, отбросить ложную спесь, самомнение и вернуться к чистоте мысли и сердца, перестать обижать себе подобных.
И вот весь свой горький опыт, все свои пророческие мечты об изменении «лица человечества», все свои прозрения философа декан Джонатан Свифт вложил в свою книгу. Конечно, в ней были кое-какие намеки на современных ему политиков, на самих властителей. Читатели из «высшего света» с упоением смаковали эти намеки, хохоча над какой-нибудь уж особенно «говорящей» деталью. Но самая суть книги совсем не в этом, хотя для его современников сходство обитателей других миров с обитателями тогдашней Англии имело значение.
Если бы дело свелось только к анекдотическим совпадениям и намекам, свифтовская сатира была бы давно забыта. Но ведь живут же до нашего времени придуманные гениальным мыслителем и насмешником слова, ситуации и понятия! Когда мы хотим сказать о том, что вот этот человек во всем выше своего окружения, мы говорим: это Гулливер среди лилипутов. Когда нам хочется назвать своими именами глупцов, упрямо отстаивающих свою правоту в каком-нибудь нестоящем вопросе, мы снова вспоминаем свифтовские определения: «споры из-за выеденного яйца». Если мы видим, что люди отгородились от всего мира, презрительно отвергли всю радость жизни ради глупейших «исследований» занозы на пальце, какого-нибудь пустяка, не имеющего абсолютно никакой практической пользы и смысла, мы одним метким словом «лапутяне» развенчиваем мнимое величие таких изысканий...
Судьба гениальной книги Джонатана Свифта, которую, от мала до велика, с увлечением читают во всех концах света, очень интересна и поучительна. Как захватывающе интересна и сама эта великая из великих книга. Каждый читатель понимает ее по-своему. Людям, прожившим долгую жизнь, много размышлявшим, много пережившим и перечувствовавшим, Свифт говорит как бы с глазу на глаз о том, что действительно ценно, и о том, что ничтожно, глупо, смешно, вызывает досаду и гнев. Тем, кто находится в расцвете сил, кто проверяет самого себя на человеческую ценность и подлинность, великий философ открывает истинное предназначение человека, предупреждает об опасности самодовольства, ограниченности, лживости, хвастовства, погруженности только в себя.
А для малышей — это книга, полная озорного вымысла, это волшебная сказка, это игра. Взявшись за руку капитана Гулливера, дети вприпрыжку проходят по улицам лилипутского королевства, со смехом и веселым увлечением наблюдая за делами маленьких человечков, которые меньше нас в 12 раз. В самом деле, кому не хочется хоть раз в жизни почувствовать себя великаном! Или, напротив, совсем-совсем крошечным. Ведь после забавного путешествия к лилипутам Гулливер побывал в государстве, где все — и дома, и деревья, и облака, и домашние животные, и предметы утвари, и сами люди — больше нашего ровно в 12 раз...
Но путешествие в Бробдингнег — страну великанов, а потом, когда ты вырастешь, в Лапуту и Гуигнгнмию — страну разумных лошадей, еще впереди. Ты будешь читать эту книгу всю жизнь, постепенно постигая все величие ее замысла. Ведь недаром Свифт, остерегая читателей своего времени от одностороннего и неполного понимания «Путешествий Гулливера», как только и по преимуществу злободневного осмеяния одной Англии и пороков своей эпохи, говорил: «...автор, который имеет в виду один город, одну провинцию, одно царство или даже один век, вообще не заслуживает перевода, равно как и прочтения».
Этого, к счастью, с великим Деканом не случилось Его книга «заслужила перевода и прочтения» на все языки, выдержала и выдержит сотни переизданий. И среди них — переизданий специально для детей, в сильно сокращенном виде. В нашей стране такие переложения «Путешествий Гулливера» вышли миллионными тиражами.
И вот сейчас ты станешь впервые в жизни великаном... Не бойся лилипутов — ведь они совсем маленькие! И рядом с тобой — отважный путешественник Лемюэль Гулливер. Смелее, паруса гулливеровского корабля уже надуты свежим ветром! Мы отправляемся в первое из его необычайных странствий!...
В одном из своих последних интервью Венедикт Ерофеев сказал, что больше всего из написанного им, ему нравится "Москва-Петушки". "Читаю и смеюсь, как дитя. Сегодня, пожалуй, так написать не смог бы. Тогда на меня нахлынуло. Я писал эту повесть пять недель…".